Русская формальная школа. Ода

Константин Бандуровский. Курс «Русская формальная школа». Цикл «Теория эволюции». Лекции 2 и 3 «Ода».

Тезисы

То, как происходит эволюция внутри жанра, Тынянов показывает на примере оды.
Литературная система соотносится с ближайшим внелитературным рядом — речью, с материалом соседних речевых искусств и бытовой речи. Установка есть не только доминанта произведения (или жанра), функционально окрашивающая подчиненные факторы, но вместе и функция произведения (или жанра) по отношению к ближайшему внелитературному — речевому ряду. Для оды характерна установка на устное произнесение перед высокопоставленной аудиторией. В этих рамках возникает две противоположные тенденции: нацеленная на рациональное убеждение (сухая ода) и нацеленная на эмоциональное влияние (бессмысленная ода).

Начало

Заключение

 

«Ода как витийственный жанр слагалась из двух взаимодействующих начал: из начала наибольшего действия в каждое данное мгновение и из начала словесного развития, развертывания. Первое явилось определяющим для стиля оды; второе — для ее лирического сюжета; при этом лирическое сюжетосложение являлось результатом компромисса между последовательным логическим построением (построение «по силлогизму») и ассоциативным ходом сцепляющихся словесных масс… чем сильнее осознавалось витийственное назначение стиха, чем более стих осознавался как произносимый, тем большее значение получал сукцессивный, задерживающий момент, ценность каждой строфы, каждой стиховой группы самих по себе; при ораторски-эмоциональном плане, в котором мыслилось воздействие слова, взамен логического, силлогистического костяка вырастало другое основание развертывания слова: напряжение и разрешение в прерывистом течении, в максимальном напряжении и максимальной разрядке».

Для такой оды характерно:

1. Количество строф определяется не развитием и исчерпанностью темы, но исчерпанностью ораторских воздействий (в среднем 23-24).
2. Стиховое слово должно было быть организовано по принципу наибольшего интонационного богатства (вопрошения, восклицания, перемена голоса, интонационное нагнетание и т.д.).
3. Особая ораторская система звуков («Чрез сопряжение согласных твердых, мягких и плавких рождаются склады, к изображению сильных, великолепных, тупых, страшных, нежных и приятных вещей и действий пристойные» (Ломоносов)) и метров (Ямб «сам собою имеет благородство для того, что возносится снизу вверх», хорей, напротив, «с природы нежность и приятную сладость» имеет (Ломоносов)).
4. Ода связана с жестами: «Во время обыкновенного слова, где не изображаются никакие страсти, стоят искусные риторы прямо и почти никаких движений не употребляют, а когда что сильными доводами доказывают и стремительными или нежными фигурами речь свою предлагают, тогда изображают оную купно руками, очами, головою и плечьми. Протяженными кверху обеими руками или одною приносят к богу молитву, или клянутся и присягают; отвращенную от себя ладонь протягая, увещевают и отсылают; приложив ладонь к устам, назначают молчание. Протяженною ж рукою указуют; усугубленным оныя тихим движением кверху и книзу показывают важность вещи; раскинув оные на обе стороны, сомневаются или отрицают; в грудь ударяют в печальной речи; кивая перстом, грозят и укоряют. Очи кверху возводят в молитве и восклицании, отвращают при отрицании и презрении, сжимают в иронии и посмеянии, затворяют, представляя печаль и слабость. Поднятием головы и лица кверху знаменуют вещь великолепную пли гордость; голову опустивши, показывают печаль и унижение; ею тряхнувши, отрицают. Стиснувши плечи, боязнь, сомнение и отрицание изображают» (Ломоносов).
5. Момент ораторского воздействия, вызывающий требование разнообразия, внезапности и неожиданности, приложенный к стиху, вызывает теорию образов: самою важною в слове является «сила совображения», «дарование с одною вещию, в уме представленною, купно воображать другие, как-нибудь с нею сопряженные». «Сопряжение идей» более ораторски действенно, чем единичные «простые идеи», «далековатые идеи», «будучи сопряжены могут составить изрядные и к теме приличные сложенные идеи» (соединение союзом далеких по лексическим и предметным рядам слов: «С пшеницей, где покой насеян», «От Вас мои нагреты груди И Ваши все подданны люди»; сказуемые подбираются подчеркнутые, не соответствующие основному признаку подлежащего, действие гиперболично «В пучине след его горит»).
6. Семасиологизация частей слова: «Началом причитаются те согласные буквы к последующей самогласной, с которых есть начинающееся какое-нибудь речение в российском языке тем же порядком согласных, например: у — жа — сный, чу — дный, дря — хлый, то — пчу, ибо от согласных сн, дн, хл, пч начинаются речения снегъ, дно, хлебъ, пчела» (Ломоносов)
7. Слово разрастается у Ломоносова в словесную группу, члены которой связаны не прямыми семантическими ассоциациями, а возникающими из ритмической (метрической и звуковой) близости («Отца отечества отец! », «Успело твой отпор попрать »).
8. Рифмы Ломоносова являются не звуковыми подобиями конечных слогов, а звуковыми подобиями конечных слов, причем решает здесь, по-видимому, семантическая яркость тех или иных звуковых групп, а не подобие конечных слогов: 1) голубями — голосами, 2) брега — беда, 3) рабы — рвы, 4) струях — степях, 5) вступи — вси, 6) рвы — ковры, 7) пора — творца, 8) звездами — ноздрями.
9. Особую конструктивную роль получают в оде «пороки»: основная установка оправдывает их как средство разнообразия, так же как «падения» оправдываются как средство ослабления, предлог к отдыху.

Сумароков выступает противником «громкости» и «сопряжения далековатых идей»: «Многие духовные риторы, не имущие вкуса, не допускают сердца своего, ни естественного понятия во свои сочинения; но умствуя без основания, воображая не ясно и уповая на обычайную черни похвалу, соплетаемую ею всему тому, чего она не понимает, дерзают во кривые к Парнасу пути, и вместо Пегаса обуздывая дикого коня, а иногда и осла, втащатся, едучи кривою дорогою, на какую-нибудь горку». Началу ораторской «пылкости» противопоставляется «остроумие»: «Острый разум состоит в проницании, а пылкий разум в единой скорости». Достоинством поэтического слова объявляется его «скупость», «краткость» и «точность». Сумароков борется против метафоризма оды: «Блаженство сел, градов ограда. Градов ограда — сказать не можно. Можно молвить: селения ограда, а не: ограда града; град от того и имя свое имеет, что он огражден». Сопряжению далековатых идей» противополагается требование сопряжения близких слов, слов, соединяемых по ближайшим предметным и лексическим рядам: «На бисер, злато и порфиру. С бисером и златом порфира весьма малое согласие имеет. Приличествовало бы сказать: на бисер, сребро и злато, или на корону, скипетр и порфиру, оныя бы именования согласнее между себя были». «Звукоподражанию» он противопоставляет требование «сладкоречия», эвфонии: «И чиста совесть рвет притворств гнилых завесу. Здесь нет, хотя стопы и исправны, ни складу, ни ладу. Стьрвет, Тпри, Рствгни».

Новый путь Державина был уничтожением оды как резко замкнутого, канонического жанра, заменою «торжественной оды» и вместе сохранением ее как направления, т.е. сохранением и развитием стилистических особенностей, определенных витийственным началом. Производя революцию в области оды, внеся в лексику высокого стиля элементы среднего (и даже низкого), ориентировав ее на прозу сатирических журналов и в композиционном и в стилистическом отношении, развив образ до пределов лирической фабулы, Державин не «снизил» оды. Внесение в оду резко отличных средств стиля не уничтожало оды как высокого вида, а поддерживало ее ценность.

Ломоносовское начало временно исчерпало себя в Державине. При этом решающее значение получили небольшие формы, ставшие особенно ощутимыми при исчерпанности грандиозных. Эти «мелочи» возникают из внелитературных рядов — из эпистолярной формы (связанной с культурой салонов): письма начинают пересыпаться «катренами»; культивировка буриме и шарад (еще ближе связанная с культурой салонов) отражает интерес уже не к словесным массам, а к отдельным словам. Слова «сопрягаются» по ближайшим предметным и лексическим рядам. В связи с этим ассоциативные связи слов по соседству получают второстепенное значение; внимание привлекают отдельные слова. Таков детальный анализ лексической окраски двух слов: «пичужечка» и «парень», данный Карамзиным в письме к Дмитриеву.

Ода как жанр вытесняется, превращается в «шинельную оду» (стихи по случаю, восхваляющие начальство), однако не исчезает вовсе. Тютчев создает особый тип лирики, используя приемы оды в коротком стихотворении, производящим впечатление фрагмента оды. В ХХ веке ода возрождается, прежде всего у Маяковского.