Русская формальная школа. Проза и поэзия

Константин Бандуровский. Курс «Русская формальная школа». Цикл «Теория эволюции». Лекция 4 «Проза и поэзия».

Тезисы

Вопрос об отличии прозы и поэзии один из главных для Общества изучения поэтического языка. В частности этот вопрос рассматривается в плане эволюции.

Отличить прозу от поэзии очень сложно. Отдельные элементы – рифма, ритм и т.д. могут быть характерны в разные периоды и для прозы, и для поэзии. Но при этом оппозиция проза-поэзия всегда сохраняется. Ключевым здесь является то, что поэзия – это особым образом организованная, сгущенная речь, которой присуща «теснота стихотворного ряда» (Тынянов; можно это сравнить с пониманием поэзий у Хайдеггера, который возводил слово поэзия, Dichtung, к сгущению, dichten).

Эта организация оказывает большое влияние на все элементы художественного произведения, от сюжета до выбора лексики.

В прозе важна мысль, в то время как поэзия «должна быть глуповата».
Для поэтического слова важно не сколько значение, сколько лексическая окраска, причем значение может исчезать совсем.

В поэзии не бывает случайных слов, каждое нагружено, даже междометия («Гм, гм» Пушкин), сокращения («графиня ова» Пушкин).

Смысловые связи возникают между словами, не только находящимися внутри предложения, но и в разных строках (не только «белеет парус», но и «белеет в тумане», «парус в море»).

В ходе эволюции определенные приемы поэзии могут переносятся в прозу и наоборот, причем они существенно меняются, в зависимости от установки на прозу или поэзию.

Пушкин отмечал, что российская поэтика себя исчерпывает, например, практически все точные рифмы автоматизировались. Поэтому он переходит к прозе или к переосмыслению поэзии при помощи приемов, характерных для прозы. Также Некрасов отмечал, что версификация стала технологией, доступной любому грамотному человеку, что подвигало его к обращению к прозаическим приемам: «Теперь почти не говорят о слоге: все пишут более или менее хорошо. Пушкин и Лермонтов усвоили нашему языку стихотворную форму: написать теперь гладенькое стихотворение сумеет всякий, владеющий механизмом языка».

Пушкин называет Онегина «романом в стихах», дьявольская разница. Он написан в очень формализованном виде, особой строфой, каждая строфа равна другой.

Сюжет Онегина рыхл, несвязан (противоречий очень много), незакончен, с массой отступлений. Однако это «несовершенство» является особым конструктивным элементом, своеобразной свободной рамой, в которую можно вставить множество различных тем, не всегда прямо связанным с сюжетом).

Также герои Онегина противоречивы, изменчивы, причем эта изменчивость не объясняется воспитанием и пережитым опытом героя. Такой герой связывает собой различные эпизоды.

В Онегине план высокого романа сочетается с планом романа бытового, который дают разговоры и повествовательные приемы. Используются бытовые интонации: «Представь меня». — «Ты шутишь. — «Нету» в пределах одного стиха три интонации, использование интонационного словечка, вроде и, введения жестов «Татьяна ах! а он реветь», использование enjambement). Эти разговорные интонации, естественно возникающие при диалоге и становящиеся особо значительными в стихе, Пушкин использует делая самое повествование некоторою косвенною речью героев (затем эту идею Тынянова развивает Бахтин):

Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
А впрочем очень недурной (VII, 46).

Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где все наруже, все на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела? (VIII, 20)

Эйхенбаум изучает влияние прозы на поэтику Некрасова. Прозаизм Некрасова вызывал резкое неприятние; Тургенев называл его «поэтом с натугой и штучками», а его поэзию «жеванным папье-маше с поливкой из острой водки». Критики Некрасова критиковали его за «непоэтичность», сторонники восхищались Некрасовым за гражданские идеи, вопреки «непоэтичности». Эйхенбаум считает, что Некрасов создает иной тип поэтики, «который был необходим для создания нового восприятия».

Некрасов начинал с самой традиционной, «высокой» поэзии и старательно повторял ее штампы (сборник «Мечты и звуки», 1840): «Когда душа огнем мучений Сгорает в пламени страстей». Вместе с тем он умело владел классической традицией русского стиха («Родина», «Пускай мечтатели осмеяны давно…», «Муза», «За городом»). Однако Некрасов стремиться переосмыслить эту традицию, пародируя ее (Жуковского, Лермонтова («И скучно, и грустно, и некого в карты надуть…»), Пушкина). Сущность его пародий не в осмеивании пародируемого, а в самом ощущении сдвига старой формы вводом прозаической темы и лексики.

Обращаясь к прозе, Некрасов перебивает песенный стиль при помощи enjambements или вводом прозаической интонации: «Нутко-се! с ходу-то, с ходу-то крестного Раз я ушла с пареньком В рощу..», использует прозаизмы: «И все мы согласны, что тип измельчал Красивой и мощной славянки» диалектизмы (к которым в то время активно обращаются прозаики), что его заставляло вводить в поэзию сказ.

Также Некрасов использует сюжеты, взятые из фельетона («Извозчик»), социально-политическую тематику, не характерную для поэзии.

Однако обращение к прозе не снижает поэтичности: «для поэзии безопасно внесение прозаизмов – значение их модифицируется звучанием. Это не те прозаизмы, которые мы видим в прозе: в стихе они ожили другой жизнью, организуясь по другому признаку. Поэтому в тех случаях, когда семантика определенных поэтических формул стала штампом, исчерпана и уже не может входить как значащий элемент в организацию стиха, внесение прозаизмов обогащает стих, если при этом не нарушается заданность ключа. Внося прозу в поэзию, Некрасов обогащал ее». (Эйхенбаум)

«Художественно введя в классические формы баллады и поэмы роман и новеллу со сказом, прозаизмами и диалектизмами, а в формы «натурального» фельетона и водевиля – патетическую лирическую тему. Смещением форм создана новая форма колоссального значения, далеко еще не реализованная и в наши дни».